Тропинин Василий Андреевич

Василий Андреевич Тропинин. Автопортрет с кистями и палитрой на фоне окна с видом на Кремль (1844)

Василий Андреевич Тропинин. Автопортрет с кистями и палитрой на фоне окна с видом на Кремль (1844)

Свет ясной мудрости

К Василию Андреевичу Тропинину судьба была немилосердна: до сорока семи лет ему было, по сути дела, отказано даже в таком естественном праве, как иметь фамилию, не говоря уже об отчестве. Его учитель в живописи, советник Академии художеств Степан Семенович Щукин, сердечно поздравляя своего ученика с вступлением в число академиков, писал ему: «Извини, отчества твоего не знаю, да и фамилии не знал — ты знаешь, что тебя я всегда называл по имени».

Вот так — Васюткой, Васей, под горячую руку Васькой, большей частью просто Василием — и прошел он почти две трети своей жизни. Ибо родился Тропинин «крещеной собственностью» в семье управляющего графа Антона Миниха и не имел личной свободы, которой за соблюдение интересов господина особой милостью был отмечен его отец. В качестве «живого приданого» графини Натальи Антоновны — дочери Миниха мальчик перешел в распоряжение ее мужа — графа Ираклия Ивановича Моркова (иной раз пишут — Маркова, но это неверно). И лишь в 1823 году, усовестясь упреков знакомых и даже кое-кого из родственников, христосуясь после пасхальной заутрени со своими «подданными», престарелый вельможа сунул «живописцу Василию» вместо традиционного крашенного яйца лист веленевой бумаги с гербом. В ней говорилось, что отпускает он на волю дворового своего человека Василия Андреева сына Тропинина и что до него, де, Василия, ему графу Ираклию Ивановичу, и наследникам его «дела никоторого нет» — обычная формула отпускного свидетельства.

Так перестал существовать «живописец домашний», он же при нужде то маляр, то кондитер, то архитектор, то посыльный по нужным делам и за прочими лакеями смотритель, которого назвать на «вы» никому из «благородных» и в голову не приходило, но которого как талантливого художника хорошо знали в Москве и в Петербурге. А менее чем через полгода в списке «назначенных» Академии художеств появился новый академик — В. А. Тропинин, чьи полотна вошли в сокровищницу национального искусства и культуры.

Зная это, можно оценивать жизнь Тропинина иначе, особенно если вспомнить, что множеству одаренных людей, рожденных в неволе, повезло куда меньше. Тяжкое для всех подневольных крепостное ярмо становилось особенно нестерпимым для тех, кто был отмечен природным талантом и смог приобрести образование и профессию, несовместимую с уделом безгласного раба. Так что более благосклонной оказалась судьба к Василию Андреевичу Тропинину.

Дата рождения Тропинина—19 марта 1776 года. Она не вполне бесспорна, хотя и наиболее вероятна из всех выдвигаемых вариантов. Известно и место рождения — село Карпово (или иногда Карповка) в Новгородской губернии. Толковому и смышленому мальчугану была уготована роль домашнего слуги из ближних к миниховскому семейству, и потому его отдали на обучение грамоте в «народное училище» в губернском городе. Там он пробыл то ли два, то ли все четыре года, а вернувшись, стал «мальчиком на побегушках» в господском доме.

Как раз в эту пору в доме готовилась свадьба хозяйской дочери. Ее женихом был моложавый сорокалетний генерал, только что произведенный в этот чин за отличия в войне с турками.

Этого человека, который отныне становился владельцем крепостных, и разглядывал Василий со всей дворней, стараясь разгадать характер и привычки распорядителя их судеб. Впрочем, скоро все стало на свои места. Боевой заслуженный офицер довольно быстро проявил себя в мирной жизни самым заурядным крепостником.

Благоустроенному барскому дому полагалось иметь собственных умельцев. По воле графа Василия отправили в Петербург учиться художеству (а художеством тогда называли всякое мастерство, отнюдь не только живописное) у кондитера графа Завадовского, славившегося на весь Петербург. А то, что мальчик явственно был талантлив к верному и скорому изображению на бумаге с натуры всяческих .предметов и даже человеческих лиц, граф посчитал пустым.

Несколько лет постигал Василий тайны «сочинения» всяческого теста, смешивания кремов, украшения тортов замысловатыми, подчас аллегорическими фигурами и прочую кондитерскую премудрость. За это время немало перемен произошло в столице и во всем государстве Российском, из коих важнейшая — смерть Екатерины II и воцарение Павла I. Ненавидевший все «матушкино», он многим из тех, кто был у Екатерины II в немилости, оказал изрядную благосклонность. И в их числе — знаменитому зодчему Василию Ивановичу Баженову.

Став по воле Павла I директором Академии художеств, Баженов широко распахнул двери «храма искусств» для людей всякого звания, даже и для крепостных. Отныне всякий желающий мог заниматься в академии по вечерам рисованием и при этом бесплатно.

Тропинин. Мальчик, тоскующий по умершей птичке

Тропинин. Мальчик, тоскующий по умершей птичке

Тропинин. Мальчик со щегленком

Тропинин. Мальчик со щегленком

Порог Академии художеств «графа Моркова крепостной человек Василий» перешагнул в 1799 году. Как водится, сперва он попал в «оригинальный» класс, где воспитанников обучали первоначальным навыкам изображения предметов. Пробыл он там недолго и перешел вскоре в «гипсовый» класс, ученики которого постигали уже более сложное умение верной передачи на бумаге гипсовых слепков с античных статуй. И там немного времени потребовалось одаренному юноше на овладение необходимыми приемами мастерства. В следующем же, «натурном», классе начались уже занятия собственно живописью. Успехами «вольноприходящего ученика» — определение звучало как горькая насмешка над подневольным художником — не мог нахвалиться профессор и наставник класса, советник академии С. С. Щукин, известный портретист, воспитанник Левицкого и его преемник. А Совет академии дважды присуждал лучшему ученику Щукина медали за «отличное и противу и иных превосходное искусство».

Особенно удалась ему картина «Мальчик, тоскующий по умершей птичке», наградой за нее стала золотая медаль. Картину весьма одобрил ректор академии И. А. Акимов. Ею любовалась сама императрица Елизавета Алексеевна — супруга ставшего к тому времени императором Александра I. А президент Академии художеств граф А. С. Строганов, глядя на истинно талантливое произведение молодого живописца, огорченно разводил руками: мол, жаль, что принадлежит он упрямому человеку, а то можно было бы за него похлопотать. Выставленное на академической выставке 1804 года, где экспонировались такие первоклассные произведения, как исторические полотна И. Акимова и А. Иванова, как портреты В. Боровиковского и Г. Угрюмова, пейзажи С. Щедрина и еще много других талантливых полотен, работа молодого художника смогла обратить на себя внимание душевностью в трактовке «жалостливого», немного манерного, но вполне отвечавшего духу времени сюжета.

Первое известное по названию и сюжету произведение Тропинина не сохранилось. Существует, правда, его позднейшее авторское повторение — картина «Мальчик с мертвым щегленком». Она датируется 1829 годом и находится в Ивановском областном художественном музее. А в республиканском музее в Кишиневе хранится подготовительный эскиз к такой же картине.

По давней традиции наиболее отличившихся выпускников академии в те времена отправляли за границу, чаще всего в Италию, - для изучения всемирно известных живописных шедевров. Василия Тропинина ожидала иная дорога. Один из первых его биографов писал: «В 1804 году, в сентябре месяце, велено было отправить Василия Андреевича немедленно в малороссийскую деревню Киковку, Каменец-Подольской губернии, Могилевского на Днестре уезда». Биограф лишь чуточку ошибся: село называется не Киковка, а Кукавка (ныне оно значится в составе Винницкой области). Остальное же все верно.

Барская воля — непререкаемый закон: ведь еще почти два десятилетия Тропинин не хозяин своей судьбы. Он живет, где прикажут, иногда, и даже подолгу, в Москве, но более всего в Кукавке.

В доме Моркова он занял место среднее между поваром-кондитером и личным слугой графа. Однако задуманное Морковым строительство церкви в Кукавке изменило жизнь и положение крепостного художника. Во время строительства храма Тропинин скорее всего жил не в господском доме, откуда наблюдать за постройкой было неудобно, а в одной из крестьянских хат. Это позволило живописцу, до тех пор больше общавшемуся с такими же, как он, дворовыми людьми, оторванными от сельской жизни, лучше и ближе узнать нужды, заботы и обычаи крестьян. Тропинин увидел воочию и ощутил всем сердцем поэтический склад души украинских селян, оценил цельность и чистоту их характеров, их естественную простоту, свойственные украинскому народу великодушие и мудрость. Среди его «украинских» произведений и портрет некоего Бобчака, и портрет мужчины в польском костюме, и портрет девушки-подолянки. Тропинин пишет сцены из жизни села — свадьба в Кукавке, вид на это село с церковью и т. п.

В том, что портрет стал с течением времени основным жанром в творчестве Тропинина, немаловажную роль сыграла и местная традиция. Известно, что на Украине начиная с первой половины XVII века было распространено писание портретов, которые во времена Тропинина во множестве находились в церквях: такая почетная привилегия распространялась на основателей храмов и тех, кто жертвовал в их пользу. Находясь на украинской земле, Тропинин получил немало заказов на портреты. Далекий от искусства, Морков в творчество Тропинина не вникал. Слава «его человека», однако, льстила самолюбию графа. И потому он не препятствовал Тропинину в исполнении заказов. «Заказчиками» выступали и сам граф, и его чада и домочадцы, а порой и родственники.

Как бы то ни было, но жизнь в украинском селе, сама Украина с ее мягкой живописной природой, с ее самобытным, щедро наделенным поэтическим даром народом, с исполненными обаяния традициями и обычаями много дала Тропинину. Впоследствии, на склоне лет, он не раз говорил, что научился рисовать по-настоящему в «Малороссии» (так в то время именовали Украину). Тропинин вспоминал о том времени: «Я там без отдыха писал с натуры, писал со всего и со всех; и эти мои работы, кажется, лучшие из всех до сих пор мною написанных». Портреты крестьян и крестьянок — в масле или карандаше, жанровые сцены из народной жизни — все это действительно обогатило художника, укрепило его уверенность в своих творческих возможностях, позволило на практике освоить разнообразные живописные и графические навыки и приемы.

В Кукавку, особенно когда началась в 1806 году война с Турцией, не раз наезжали знакомые графа И. И. Моркова по суворовским походам и среди них казачий атаман М. И. Платов, будущий легендарный герой войны с Наполеоном. Тропинин с увлечением работал над портретом отважного предводителя донских полков. Подготовительные рисунки к его портрету хранятся сейчас в фондах Государственной Третьяковской галереи, а один из вариантов самого портрета — в Военно-историческом музее «Бородино». Кисть Тропинина запечатлела и некоторых других военачальников, которым спустя несколько лет суждено было прославиться в битвах Отечественной войны и зарубежных походах, завершившихся в Париже величайшим триумфом русского оружия. Он и впоследствии не раз обращался к этой теме. В числе тех, кто смотрит на нас с полотен Тропинина, и князь С. Г. Волконский, герой Отечественной войны и будущий видный декабрист, один из руководителей «Южного общества», и генерал-майор Л. Я. Неклюдов, сподвижник Суворова, герой Измаила. Известны тропининские рисунки, изображающие отличившихся в битвах с французами генералов А. П. Урусова и Ф. Т. Талызина. А в «Военной галерее» Зимнего дворца есть портреты, исполненные английским живописцем Д. Доу и его помощниками по оригиналам Тропинина — иные бесспорно, а другие — с большой долей вероятности.

Тропинин. М.И. Платов

Тропинин. Портрет графа М. И. Платова, 1812

Тропинин. Л. Я. Неклюдов

Тропинин. Портрет Л. Я. Неклюдова

Впрочем, пока что это все впереди. Но и здесь на Подольщине, не лежат без дела кисти художника, не простаивает праздно его мольберт. Церковь в Кукавке выстроили, и вновь живописцу дело: иконостас расписывать, настенные росписи делать, готовить эскизы хоругвей и всей прочей храмовой утвари. Хлопотно! Работалось, правда, легко и приятно. После освящения церкви тотчас прозвучали под ее сводами слова: «Венчается раб божий Василий рабе божией Анне». А в только что заведенную книгу вписал старательно дьячок первую запись: «Повенчаны живописец графа Моркова Василий Андреев сын Тропинин и девица Анна Ивановна дочь Катина». В любви и согласии прожили с этого дня Тропинины полвека без малого — лишь одного года не дожила Анна Ивановна до золотой свадьбы. Черты ее облика в молодости донес до нас портрет, относящийся, по-видимому, к 1818 году. Живая, немного смешливая счастливая молодая женщина смотрит на зрителя с нескрываемым интересом и чуточку лукаво. Оттого, быть может, что велел ей муж надеть для сеанса самое нарядное платье с широким кружевным воротником. Да еще непривычно долго пришлось сидеть, позы не меняя, и ничем в это время не заниматься...

В. А. Тропинин. Портрет жены художника

В. А. Тропинин. Портрет жены художника

Тропинин. Портрет украинца

Тропинин. Портрет украинца

Отечественная война 1812 года пробудила в русских сердцах, по словам известного писателя-декабриста А. Бестужева-Марлинского, чувство независимости сперва политической, а затем народной. Подольщина после 1812 года заволновалась.

Протесты крестьян против угнетения и бесправия становились все решительнее. Всего этого не мог не заметить Тропинин. Народные образы в его творчестве в тот период отнюдь не были случайностью, своеобразной данью местной экзотике.

Косвенным тому подтверждением может служить небольшой, 1820 годом датированный портрет, находящийся сейчас в музее Нижнего Тагила. Много лет картину называли «Портрет украинца средних лет» или просто «Портрет украинца». Есть, однако, много оснований полагать, что изображен на нем Устим Кармалюк — предводитель крестьянского повстанческого движения, охватившего всю Подолию и продолжавшегося более 20 лет!

Семнадцать лет в общей сложности провел Тропинин на Украине.

Однако случалось ему иногда, порой и подолгу, жить в Москве. Сюда по повелению графа привез он из Кукавки поздней осенью 1812 года обоз с имуществом и драгоценностями морковского семейства. В это время захватчики уже оставили сожженную и разграбленную столицу. Еще курился над пеплом пожарищ едкий дым, сиротливо торчали на пепелищах печные трубы. И груды битого кирпича на берегу Москвы-реки напоминали о «подвиге» недолговечного генерал-губернатора беззащитного города французского маршала Э. А. Мортье: по его приказу были взорваны прилегавшие к реке башни и прясла Кремлевской стены. Впрочем, ретивый маршал не сумел выполнить повеление своего императора разрушить до основания национальную святыню русского народа и вынужден был поспешно бежать ему вслед — навстречу бесславному концу наполеоновской «великой армии».

Тропинин. Портрет Карамзина

Тропинин. Портрет Карамзина

Тропинин. Портрет сына

Тропинин. Портрет сына

Старый дом Морковых в Москве сгорел. В огне погибли и многие ранние произведения Тропинина, находившиеся там. В хлопотах по восстановлению дома прошел весь 1813 год, так что к занятиям живописью Василий Андреевич смог приступить лишь после завершения строительства. Москва очень скоро признала его одним из наиболее талантливых художников. Особенную славу принес ему портрет выдающегося литератора и историка Н. М. Карамзина. Этот портрет, особенно в гравюрном воспроизведении (а живописный оригинал находится в Государственной Третьяковской галерее), считается едва ли не самым удачным изображением человека, которому столь многим обязана отечественная культура.

Тропинина уважали и ценили многие знатоки и любители искусства столицы. И наперебой уговаривали графа не держать более в постыдной неволе замечательного живописца. Граф же просьбы одних вежливо, других высокомерно отклонял. А Тропинину приказал возвращаться в Кукавку, где тот и пробыл целых 3 года. К этому времени относится одна из наиболее известных работ художника — «Портрет сына» (ГТГ). Поэтичный, согретый внутренним теплом искренней любви к сыну портрет мальчика по праву считают подлинным шедевром русской живописи. В своей неяркой золотистой гамме он отчасти близок к изысканной манере живописи ушедшего уже XVIII столетия (приблизительная дата создания портрета — 1818 год). В то же время в нем явственно и влияние духа сентиментализма: поза ребенка свободна и лишена скованности, глаза как бы скользят мимо зрителя, одежда на мальчике самая обычная. И даже ворот как бы случайно распахнут.

Простота и правдивость — вот то главное, что определяет характер портрета. Но, глядя на него, нельзя не почувствовать и глубоко запрятанное чувство надежды художника на то, что сыну выпадет более счастливый удел в жизни, быть может, даже свобода... Этот портрет вместил широту гуманистических идеалов эпохи и отразил ту общую жажду свободы, которая владела передовыми людьми в канун начала декабристского движения.

Уже в это время в искусстве Тропинина сказалось стремление передать в портрете социальную характеристику изображаемого лица. Мастерство и талант Тропинина постепенно находили все больший отклик в общественном сознании. В 1819 году имя художника появилось на страницах журнала «Отечественные записки».

Граф Морков, разумеется, понимал: делать вид, что ничего не случилось, и держать Тропинина в крепостной зависимости, по крайней мере, уже не в духе времени. Об этом ему твердили все. Корили графа примерами: мол, даже сам граф Шереметев — на что уж сущий крез и ни от кого не зависит — и то отпустил недавно на волю своего живописца Николая Аргунова и уже подписал вольную «русскому Страдивари» — знаменитому скрипичному мастеру И. А. Батову. А один из знакомых в сердцах сказал графу напрямик, что сунет он своему живописцу пирог, когда у того уже и зубов не будет. Освобождения художника требовали громко и настойчиво. Просили Моркова графиня Гудович и генерал Тучков, академик Свиньин и литератор А. Майков — всех и не перечтешь. Граф Ираклий Иванович крепился, хмурился, отмалчивался, но под конец уступил — вручил «увольнительный акт» порядком уже постаревшему мастеру. Ему одному или, точнее, вместе с женой, что само собой вытекало из буквы тогдашних законов. Зато сына — того самого Арсения, изображенного на знаменитом портрете, на волю Морков не отпустил. Семья воссоединилась только 5 лет спустя, когда умер старый граф, а его наследники не решились продолжать постыдное издевательство над знаменитым теперь уже на всю Россию художником.

Отпустив на волю художника, Ираклий Иванович готов был в дальнейшем сохранить свое значение в жизни Тропинина: он предлагал (подумать только!) самолично похлопотать, чтобы князь Юсупов, главный начальник Дворцовой конторы в Москве, дал бы Тропинину место учителя в Кремлевской архитектурной школе. Морков предлагал остаться жить в графском доме, где была мастерская. На все это отвечал Тропинин твердо и с достоинством отказом. До конца жизни жил художник на заработки, достаточно скромные в те времена, драгоценной же и столь давно желанной свободы не променял ни на что. А «казенное» место ему предлагал не только бывший барин — тотчас после получения «вольной» Василия Андреевича звали преподавать в Академии художеств. Но Тропинин не стал связывать себя хотя и почетной, но вместе с тем обременительной должностью, понуждавшей к тому же жить в нелюбимом им бездушно-чиновном Петербурге. Не внял он и буквально слезным просьбам пойти на службу в открывшийся в 1843 году в Москве Художественный класс, хотя в открытии его принимал самое деятельное участие, а позже навещал его регулярно и без единой копейки вознаграждения помогал его воспитанникам постигать профессию живописца.

Тропинин. Портрет Скотникова

Тропинин. Портрет Скотникова

Тропинин. Кружевница

Тропинин. Кружевница

Тропинин. Старик нищий

Тропинин. Старик нищий

Зато сразу же, став свободным человеком, решил Тропинин вполне официально причислить себя к живописному сословию. Три картины представил он в Совет Академии художеств вместе с прошением удостоить его звания «назначенного» и задать программу для получения «достоинства академика Российской Императорской Академии художеств»: портрет художника-гравера Скотникова, «Кружевница» (ГТГ), полотно «Старик-нищий» (ГРМ). Портрет Скотникова демонстрировал отточенную технику портретиста, его мастерство в передаче тончайших планов в лице изображаемого человека. А две другие картины показывали к тому же и ясно выраженное стремление языком живописи сказать свое слово о жизни простого народа, найти то прекрасное и поэтическое, что заключалось в окружающей действительности, в повседневном труде и заботах соотечественников.

Незадолго до Тропинина на ту же дорогу вышел Венецианов. Но едва ли можно говорить о каком-либо взаимном влиянии этих двух замечательных художников — каждый шел своим собственным путем к постижению привычной реальности, каждый самостоятельно выработал собственный взгляд, образный строй и живописную манеру письма. Не случайно, что в 1824 году работы Тропинина и Венецианова экспонировались на академической выставке, были весьма положительно оценены с точки зрения чисто профессиональных достоинств, но не получили поддержки Академии художеств, поскольку в ней преобладали тенденции трактовки народных образов в духе классицизма с его пасторальными идиллиями.

20 сентября 1823 года общее собрание Академии художеств удостоило Тропинина звания «назначенного». А через год с небольшим за портрет известного гравера и медальера К. А. Леберехта Совет Академии художеств постановил избрать Тропинина в академики. С волнением вчерашний крепостной, а ныне вполне полноправный, «избранный» академик читал строки диплома, врученного ему в «средоточии искусств российских»:

«Санкт-Петербургская Императорская Академия художеств, властью ей от Самодержца данной, за оказанное Усердие и Познание в портретном художестве Василия Андреевича Тропинина Общим во избрании согласии признает и почитает Академиком своего Академического собрания. Дан в Санкт-Петербурге в лето от Рождества Христова 1824-е октября 6-го дня».

Вот теперь завершилось окончательно прощание с недавним, столь тягостным прошлым: уже не «ты» и не Василий просто, а с отчеством, да и к фамилии обязательная прибавка «господин академик». Самое же главное — теперь никто и ничто не сможет отвлечь от любимого дела.

Со спокойным сердцем можно покинуть нелюбимый Петербург, где сама жизнь представляется затянутой в тесный казенный мундир, шагающей навытяжку по предуказанному свыше пути, и с легким сердцем направиться в милую сердцу «первопрестольную столицу» Отечества — Москву.

В Москве практически безвыездно проходит вся последующая жизнь Тропинина: целых 32 года подряд близ Каменного моста на улице Ленивке в наемной квартире с мастерской. Пусть не смущает тех, кто не слишком хорошо знаком с историей Москвы, такое несколько странное название: стоял на этом самом месте в XVII веке небольшой и малопопулярный рынок — «Торжок», который острые на язык москвичи прозвали за его малолюдство «ленивым»; и даже церковь здесь прежде стояла — «Иоанна Предтечи, что на Ленивом торжке», а позднее название закрепилось за улицей. Дом, где жил Тропинин, цел и по сей день — это дом номер 9 по улице Волхонке. Мемориальная доска, установленная в 1969 году, напоминает прохожим об этом.

Дом в Москве, где жил Тропинин

Дом в Москве, где жил Тропинин

Двери тропининского жилища всегда были гостеприимно распахнуты для многочисленных друзей и почитателей прославленного уже при жизни художника. Естественно, что преобладали среди них его собратья по искусству — младший современник Тропинина К. П. Брюллов, скульптор И. П. Витали, известные своими иллюстрациями к произведениям Гоголя графики А. А. Агин и П. М. Боклевский и ряд других. Узы близкого знакомства и дружбы связывали Тропинина со многими выдающимися представителями творческой Москвы того времени — баснописцем и поэтом И. И. Дмитриевым, великим актером М. С. Щепкиным, известным книгоиздателем Н. С. Селивановским, профессором Московского университета физиком и философом М. Г. Павловым. Кисти Тропинина принадлежат их портреты — целая галерея образов талантливых русских людей, к числу которых можно добавить еще великого актера-трагика М. С. Мочалова, известную поэтессу графиню Е. П. Ростопчину, художников и архитекторов — А. Н. Львова, А. М. Болотова, философа, историка и публициста Ю. Ф. Самарина,— всех не перечтешь. Кисть Тропинина сохранила для потомков облик многих представителей Москвы, если так можно выразиться, «интеллектуальной», в свое время всем известных, но впоследствии в силу тех или иных причин как бы отодвинутых на второй план славой их талантливых, а порой и гениальных друзей или знаменитых родственников. Здесь прежде всего следует назвать друга Грибоедова С. Н. Бегичева, в доме которого на Мясницкой (ныне ул. Кирова) были написаны многие страницы бессмертной комедии «Горе о,т ума». И еще, пожалуй, оперного певца П. А. Булахова, восхищавшего своим тенором всю Москву, а позже словно растворившегося в славе своего сына Петра Петровича, автора романсов, популярных и поныне.

Отличительной чертой многих тропининских портретов, выполненных в Москве, можно назвать одну, кажущуюся на первый взгляд малозначительной, деталь: герои его портретов предстают перед зрителем в халате — одежде, предназначенной для дома, в той, в которой встретиться можно только с близкими друзьями, в их одежде чаще всего свободно распахнут или небрежно повязан галстуком-шарфом ворот. Их позы естественны и непринужденны, окружающий фон либо нейтрален, либо если и намечен, то прост и непритязателен. В такой манере можно усмотреть внешние атрибуты модного тогда «байронизма», явственного тяготения к восприятию личности через призму романтической трактовки. Но вместе с тем такое последовательное неприятие канонов официальной парадности знаменует отрицательное отношение Тропинина ко всему тому духу и идеологии чиновно-бюрократической верхушки, воцарившимся с приходом к власти Николая I. Прямой, хотя и завуалированный социальный протест, не слишком, может быть, очевидный для потомков, внятно воспринимался современниками художника.

Эта группа портретов представляет людей, значение которых Тропинин оценивает с точки зрения их морально-этических достоинств. Здесь или вовсе отсутствует внешний антураж, либо, тщательно выбрав какие-то детали или фон, художник создает как бы аккомпанемент именно этой, главной оценке. Широк круг позирующих художнику людей, разнообразны их достоинства, несходны и сами портреты. Но во всех них едино стремление Тропинина запечатлеть и наглядно представить характерный тип образованного русского человека, открытого в проявлениях гуманного и справедливого, простого и доброжелательного в отношении к людям. Иными словами, эти портреты в совокупности отражают тип передового человека первой трети XIX века.

В 1827 году Тропинин создает свой знаменитый портрет Пушкина. На портрете поэт предстает во всей огромности своего значения для России и ее народа. Портрет передает величие духа Пушкина, гигантскую широту его чувств и дум, непринужденность и свободу его манеры держаться, дает почувствовать моральное и нравственное превосходство гения над окружающими людьми, далекое, однако, от велеречивого гонора или спеси.

Тропинин. Портрет А.С. Пушкина

Тропинин. Портрет А.С. Пушкина

В портрете Пушкина Тропинин тщательно и обдуманно использует все богатство средств и форм художественной выразительности.

Портрет Александра Сергеевича Пушкина — это, бесспорно, наиболее значительное изо всех более чем трех тысяч созданных Тропининым полотен. Оно хранится в музее поэта в городе Пушкине (прежнее Царское Село). Портрет был написан в Москве вскоре после возвращения поэта из ссылки в Михайловское. Долгое время считалось, что заказал портрет Тропинину ближайший друг Пушкина С. А. Соболевский, известный библиофил и библиограф. При этом полагали, что писался портрет в доме Соболевского на Зубовском бульваре. И только в 1952 году стало известно, что портрет заказал сам Пушкин и лишь позже поднес его своему другу в виде подарка. Поскольку это так — а сомневаться здесь не приходится: сведения о том содержатся в собственноручном письме Соболевского писателю и историку, издателю журнала «Московский вестник» М. П. Погодину — становится весьма вероятной версия, что работа над полотном происходила в мастерской Тропинина на Ленивке.

О поразительном сходстве портрета с оригиналом не раз писали современники. Наряду с портретом Кипренского тропининский портрет считается одним из наиболее полно передающим и внешность, и духовную сущность поэта. У Тропинина Пушкин в определенной степени проще, демократичнее, естественнее и непринужденнее, хотя и тут — несмотря на подчеркнуто «домашний» вид — художник в полной мере передает значительность личности поэта, то ощущение неразрывной сопричастности его к числу общественных деятелей. Кипренский же показывает Пушкина в состоянии душевного подъема, озаренного вдохновением замысла. Продолжая сравнение, можно, наверное, вспомнить — но теперь уже в связи с тропининским портретом — собственные слова Пушкина о вдохновенном процессе творчества:

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.

Эти строки родились спустя 5 лет. Но они передают с необычайной точностью сугубо интимную и, если так можно выразиться, «житейскую» сторону создания стихов. В то же время, поскольку сами стихи, даже самые лирические, у Пушкина — и это понимали не только его современники, но и он сам — предстают как общественное явление, его образ не может не нести отпечатка спокойной величавости гения, гордой силы его духа. Все эти черты запечатлел Тропинин.

Поэт написан в наиболее убедительном ракурсе, достаточно традиционном повороте en trois quarts («в три четверти»), позволяющем выявить своеобразие пластики лица. Но и вся поза — немного откинутый назад корпус, правая рука, лежащая поверх стопки исписанных листков, и одежда — халат, складки которого задрапированы так, словно на плечи поэта наброшена царственная мантия, и отсутствие аксессуаров, характеризующих сословное и общественное положение,— все это в совокупности воспринимается отражением глубоко осознанной создателем портрета значимости величайшего поэта России, его гражданственных устремлений и определяющей характер его личности внутренней свободы.

Художник выверяет и продумывает все до мельчайших деталей, исключая что-либо нарочитое или случайное. Даже колористическое решение портрета несет эмоционально-смысловую характеристику гениального поэта. Тропинин использует краски небесного простора и земли, избегая чрезмерно звучной цветовой гаммы (халат коричнево-синий с серо-синими отворотами, темно-каштановые волосы на сероватом фоне, ясно-синие глаза и белая, но не вырывающаяся в виде оглушающего пятна рубашка с распахнутым воротом). И нет ничего удивительного в том, что тропининский портрет стал своего рода отправной точкой в трактовке образа Пушкина в произведениях последующих поколений художников вплоть до нашего времени.

Тропинин. Пряха

Тропинин. Пряха

Тропинин. Золотошвейка

Тропинин. Золотошвейка

В уже известном читателю академическом дипломе Тропинина «портретное художество» определено как профессия живописца или, вернее, как обозначение его места в живописном сословии. Спорить с этим не приходится. Действительно, говоря о Тропинине, историки искусства в первую очередь называют его портретистом. Но не с меньшим основанием Тропинина можно отнести и к числу основоположников бытового жанра в русской живописи. Причем одним из первых русских художников Тропинин обращается к теме труда, усматривая в нем не только неизбежный людской удел в «скорбной», как любили говорить в то время «земной юдоли», но и куда в большей степени источник осмысленности и даже радости в человеческой жизни.

Такие произведения, как уже упоминавшаяся «Кружевница», или написанные в 20-е годы «Пряха» (ГТГ) и «Золотошвейка» (ГТГ), или целый ряд других,— явственно тяготеют к жанровой живописи, представляя собой так называемые «жанровые портреты», где собственно портретный, индивидуальный образ как бы обобщается до типического выражения профессиональной, сословной и тому подобных характеристик. А многочисленные рисунки Тропинина, относящиеся к разным периодам его жизни, во многом дополняют представление о художнике как о мастере бытового жанра. Все они подтверждают все возраставший с годами интерес художника к отражению повседневной жизни народа, кровную связь с которым не переставал ощущать вчерашний крепостной. Правда, в живописи он все же был склонен скорее к приданию черт бытового жанра портрету, но и тут нетрудно проследить постепенное нарастание определяющих весь замысел произведения мотивов передачи сиюминутности изображаемого сюжета, все построение которого строится уже не только на специфической живописной, но и на повествовательной основе.

Обращаясь к сценам из русской жизни, Тропинин остро ощущал пробуждение общественного интереса к такого рода сюжетам, представлявшим собой в изобразительном искусстве определенную аналогию широко популярным в то время так называемым «физиологическим» очеркам в литературе с их точным, почти натуралистическим, воспроизведением быта и нравов демократических слоев общества. Причем даже, помимо воли самого художника, элемент социальной оценки и неминуемо возникающего в связи с ней социального процесса определяет содержание подобных картин. Вот, например, картина «Старуха с курицей» (ГРМ), датированная 1856 годом. Художник недвусмысленно говорит — выбором модели, проработкой деталей и композиции — о нелегкой жизни, прожитой изображенной им пожилой женщиной.

Тропинин. Старуха с курицей

Тропинин. Старуха с курицей

Тропинин. Старый солдат

Тропинин. Старый солдат

Сочувствие, а порой и усмешка, иной раз достаточно горькая, определяют внутреннее содержание многих жанровых полотен Тропинина. Вот «Старый солдат» (1843 г., Ивановский областной художественный музей). Зритель, глядя на полотно, задумывается о нелегкой жизни старика: за плечами двадцать пять лет службы, с дальними походами и жестокими сражениями, с палочной дисциплиной и бессмысленной муштрой в мирное время. Но художник подмечает и другое: старик не озлоблен и не раздавлен тяготами, даже напротив — в его взоре можно угадать гордость за то, что он сполна выполнил свой долг перед Отечеством (на потрепанном мундире боевые награды — Георгиевский крест, самый высокий знак отличия для «нижних чинов», и несколько медалей, одна из которых — памятная медаль участника Отечественной войны 1812 года).

Определение «основоположник бытового жанра» в русской жизни, таким образом, вполне подходит Тропинину. Вместе с А. Г. Венециановым, своим современником (Венецианов был всего на четыре года моложе), он придал полноправие сюжетам, прежде считавшимся «недостойными» истинного художника. Объективности ради, здесь стоит еще вспомнить о нескольких русских художниках, делавших первые робкие шаги в таком направлении еще во второй половине XVIII века,— И. Фирсове, М. Шибанове, И. Ерменеве. Однако при несомненной их одаренности и недюжинном живописном мастерстве ни одного из них нельзя поставить рядом с Тропининым и Венециановым. К тому же в данном случае уместно вспомнить старинную поговорку: «Первая ласточка весны не делает». Чрезвычайно малочисленные картины этих художников (у Фирсова одна — «Юный художник», у Шибанова две — «Крестьянский обед» и «Сговор» и восемь акварелей у Ерменева) как бы тонут в море живописных «од» и «элегий» того времени.

Что же касается Тропинина, то его творчество (в еще большей степени, чем Венецианова) ближе и по времени и по характеру к тому потоку реальной жизни, который хлынет на полотно в работах последующего поколения русских художников, среди них будут и непосредственные ученики художника, прежде "всего братья Маковские — Константин и Владимир, связанные уже с деятельностью знаменитого «Товарищества передвижных художественных выставок». Но это уже другая тема и другое время, провозвестником которого можно считать Тропинина.

В сентябре 1855 года после кончины жены Тропинин покинул свое жилище на Ленивке. На заработанные многолетним неустанным трудом деньги Василий Андреевич купил небольшой домик в Замоскворечье, на углу тихой тогда улицы Полянки и Шапочного переулка (позже переулок стали называть Вторым Спасоналивковским — так он и сейчас называется, но дом этот не сохранился). В нем Тропинин умер в 1857 году на восемьдесят втором году жизни. 22 мая непривычно огромная толпа родных, друзей и почитателей таланта великого живописца проводила его в последний путь — на Ваганьково кладбище.

Музей Тропинина в Замоскворечье

Музей Тропинина в Замоскворечье

А сто с лишним лет спустя, в 1971 году, неподалеку от того места, где прожил последние свои годы Тропинин, в одноэтажном особняке с мезонином, типично московском, каких множество видел вокруг себя художник, открылся Музей В. А. Тропинина и московских художников его времени. Среди более чем тысячи экспонатов, входящих в состав коллекции музея, представляющих произведения различных видов изобразительного и декоративно-прикладного искусства, особое место занимают тропининские полотна. Среди них один из вариантов «Кружевницы», очаровательная «Девушка с горшком роз», несколько в разные годы написанных портретов и автопортрет Тропинина (1844) Художник изобразил себя в домашней одежде, за работой. В его левой руке палитра и кисти, а в правой муштабель — легкая деревянная трость, служащая опорой для руки во время проработки мелких деталей картины. Указательный палец немного приподнят над шариком, которым оканчивается муштабель,— жест учителя и наставника. Да и сам этот предмет — принадлежность труда живописца — воспринимается скорее как жезл победителя жизненных невзгод и препятствий. А за спиной мастера в окне Кремль.

В ряду духовных ценностей русского народа творчество Василия Андреевича Тропинина занимает столь же незыблемое на века место, какое в исторических судьбах Отечества принадлежит Московскому Кремлю — истинному сердцу России.

Далее