Примирение

Итак, я сидела дома с больным пальцем и скучала. Как-то мне позвонил Талгат, но я швырнула трубку, и заскучала еще больше. Потом перезвонила Татьяна, и сказала, что Талгат хочет забрать свои книги. О, господи, я про них и забыла совсем и я сказала, что если хочет, пусть приходит и забирает свою макулатуру. Сердце однако, ни с того ни с сего забилось как бешенное, и я, вместо равнодушного ожидания, бешено стала приводить себя в порядок. Хотя, когда я открыла дверь Талгату, на лице моем было написано (во всяком случае, я так думаю) полнейшее равнодушие и презрение к такому недостойному человеку. Но на лице моего обманщика и лицемера было написано такое неподдельное раскаяние, что сердце мое чуть-чуть пообмякло, и я протянула ему книги, напряженно ожидая его слов и, чувствуя, что еще немного - и я кинусь ему на шею, расплачусь и признаюсь, как мне было плохо без него, и как я часами не отходила от телефона, ожидая звонка.

И Талгат сказал, то, что и хотело услышать мое многострадальное сердечко. Что очень сожалеет о происшедшем, и что не может без меня, и что он слишком серьезно ко мне относится, и что женитьба для него слишком ответственный шаг, чтобы вот так в пивнушке решать такие серьезные дела. И сказал, что книги просто повод, чтобы вновь увидеть меня. Он обнял меня, и умолял простить. А я его уже давно простила, как только услышала его голос, и чувствуя его руки, просто начала проваливаться в какую-то головокружительную пустоту. Но, собравшись с силами, я только сказала: - Да ладно, все нормально, проходи! Чаю хочешь? И он так обрадовался! И сказал, что да, если можно.

Я прошла на кухню, вскипятила чайник и, заглянув в чайник, произнесла фразу, которую не могу забыть до сих пор: - Заварка свежая, только на этой неделе заваривали! И начала дрожащими руками накрывать на стол. Теперь я понимаю, что даже остывшая заварка не является чаем. У нас вообще не было чаепитие каким-то культом, есть заварка в чайнике - и хорошо, есть чем кипяток подкрасить. Теперь-то я это очень хорошо понимаю. Но тогда Талгат, выпив чашечку, сказал, что чай очень вкусный, и я всерьез ему поверила. Как верила всегда и во всем.

И он стал спрашивать меня о делах, и я с удовольствием рассказывала обо всех новостях. Он жалел мой больной пальчик, и целовал его, и мне было так легко и хорошо, что я даже рада была, что у меня был такой больной пальчик. Талгат еще спросил, чем я люблю заниматься, и я ответила, что больше всего на свете я люблю кататься на велосипеде, которого у меня никогда не было и никогда не будет, потому что родители ни за что на свете не купят мне такую бесполезную и дорогую вещь.

Талгат подумал и сказал, что можно взять велосипед в ателье проката на какое-то время. Это будет недорого, да и зимой не будет мешаться в квартире. Это было такая замечательная мысль! И мы с ним сразу же поехали в какой-то "Прокат" и взяли велосипед на месяц. Талгат заплатил, и я, счастливая, вернулась домой с велосипедом. И еще он не забрал свои книги, и сказал, что если я захочу, могу их прочитать. Я так была довольна его велосипедом, что решила обязательно прочитать эти скучные книжонки, чтобы как-то расплатиться за его доброту.

(В. Ахметзянова)

Дикаркины рассказы