Укрощение строптивой

Один раз, когда мы были на прогулке, воспитательница отлучилась ненадолго и я решила, пока ее нет выглянуть за глухой забор, окружавший детский сад, до того я соскучилась по свободе. Я подошла к воротам, но они были закрыты на замок. Тогда я заглянула под ворота и увидела шоссе, по которому мчались машины. Протиснувшись наполовину под забором, я очутилась головой на улице и стала любоваться на пролетавшие мимо автомобили. Я и не заметила, как ко мне подошли остальные дети, и тоже улеглись рядом. Стало тесно, дети толкались, и я тогда выползла полностью на волю и стала носиться взад и вперед, радуясь недолгой свободе. И все дети тоже последовали моему примеру, и скоро вся наша группа бегала с воплями по шоссе.

Но тут мы услышали крики воспитателей и поспешили заползти обратно. Создалась паника, многие дети заплакали. Воспитательница тут же сгребла меня в охапку и потащила в спальню. Это было несправедливо, я плакала и отбивалась как могла, раскидала свои ботинки в разные стороны, колотила воспитательницу по голове, и орала на всю улицу, привлекая внимание прохожих.

Меня насильно раздели догола и уложили в постель, а одежду унесли. Я считала нечестным, что наказали только меня, как будто я заставляла кого-то идти за собой. Долго так я лежала, пыталась уснуть, но сон не шел. Не выдержав одиночества, обмотавшись одеялом, я подошла к двери и через стекло увидела, как в комнате играли дети, а две девочки просто разрывали мою куклу на части, и это было обидней всего. Я попробовала открыть дверь, но она была заперта. Я постучалась, но меня никто не слышал. Даже на ужин меня не позвали, и я до утра пролежала голодная и несчастная.

В группе у нас было две воспитательницы, которые работали посменно. Одну из них я очень любила. Была она худенькая, невысокая, очень ласковая и добрая. И я всегда крутилась возле нее, пытаясь во всем помочь: и посуду расставить, и постели застелить, и игрушки с пола собрать.

Зато другая воспитательница, толстая и громкоголосая особой симпатии во мне не вызывала. Все ее команды я пропускала мимо ушей, норовя всякий раз сделать все наперекосяк. И каждое утро, открывая глаза, первым делом я смотрела, какая воспитательница дежурила в этот день. Если добрая, значит и день обещал быть добрым и веселым, а если злая, то лучше бы мне было совсем не просыпаться.

Помню, на каком-то празднике присутствовали обе воспитательницы. Я сидела неподалеку от них и прислушивалась к разговору. Они, не замечая меня, говорили обо мне. Вернее, спорили.

- Да что вы, - говорила добрая, - Валюшка самая милая и добрая девочка, какую я знаю, и очень послушная.

- Да вы что, - возмущалась злая, - это самая противная и зловредная девчонка, таких еще и свет не видывал.

Они все спорили, а я впервые задумалась, а вправду какая я? Но не могла найти ответа.

Однажды ко мне приехала бабушка. Как же я ей обрадовалась!

- Бабушка, - заплакала я, - забери меня домой!

- А почему? - удивилась бабушка, - тебя тут воспитатели обижают, что ли?

Мне было все равно, что сказать, лишь бы вырваться на волю.

- Да, воспитатели!

Тут, на мою беду, вышла заведующая. Бабушка заметив ее, пожаловалась:

- А вот моя внучка говорит, что воспитатели обижают ее!

Заведующая спросила, из какой я группы, и пообещала разобраться. Ох, лучше бы я ничего не говорила. Все равно домой меня не забрали, а неприятностей по этому поводу на свою голову я собрала достаточно. На следующее утро я открыла глаза и увидела свою добрую воспитательницу. Только смотрела она на меня совсем недобро. Рывком подняв меня с постели, пребольно ущипнув, она прошипела мне в самое ухо:

- Так кто же это тебя обижает, а?

Я растерялась и показала пальцем на свою подругу, с которой часто играла.

Больше уже никогда не смела я помогать своей любимой воспитательнице, а все мои попытки пресекались самым жестким способом. И осталась одна в этом чуждом мире, далеко от дома.

Как же хочется мне, из сегодняшнего далека, протянуть руку помощи этой вконец запутавшейся девчонке, и помочь найти ей выход из тяжелого положения. Кто это сказал, что детство безмятежно? Очень оно было мятежно, это мое детство.

Как-то во время ужина, подошла воспитательница и сказала, что звонит мой папа, и повела меня к телефону. Я поднесла трубку к уху, и услышала его родной, такой близкий, чуть с хрипотцой голос:

- Валя, Валюшенька, здравствуй, родная, как ты там живешь?

Я хотела сказать, что очень плохо, и чтобы он поскорее забрал меня отсюда, но над душой стояла эта противная воспитательница и говорила мне, чтобы я сказала отцу, что мы ужинаем.

- Папа, мы ужинаем.

- А, это хорошо, - сказал мой дорогой папочка. - А чувствуешь, как себя?

И опять воспитательница заставила меня сказать, что мы ужинаем.

- Папа, мы ужинаем.

- Ну, ладно, - продолжал папа, - расскажи тогда, что ты там кушаешь?

Я все ждала, когда же воспитательница хоть на минуту оставит меня наедине с отцом, но она и не собиралась покидать своего поста.

- Скажи ему, что мы ужинаем, - талдычила она в десятый раз.

- Папочка, мы ужинаем, - как заклинание повторяла я сквозь слезы.

- А-а-а, ну ладно, иди тогда, ужинай, - протянул разочарованно отец и повесил трубку.

Я все ждала, что он еще что-нибудь скажет, но из трубки доносились только короткие гудки.

- Ну, что, поговорила с папочкой? - спросила эта ведьма фальшиво ласковым голоском, - Ну иди ужинай и погладила меня по головке.

Как же я ненавидела и эту воспитальницу и ее паршивый ужин.

Итак, после того случая с заведующей, я осталась одна. И взрослые, и дети просто не замечали меня, и это было хуже всего. Я чувствовала себя изгоем и понимала, что виновата во всем сама. Видимо, права была злая воспитательница, когда говорила, что я злая, грубая, невоспитанная и неблагодарная девчонка. И я не знала, как можно исправить все свои ошибки, и боялась любым своим поступком усугубить свое положение, и поэтому вообще перестала чем-то интересоваться, равнодушно выполняя все свои обязанности и любые приказания; ни с кем не заводила дружбу, никуда не лезла, и казалась себе очень несчастной. И в один из таких тоскливых дней воспитательница сказала, что я молодец, осознала свое поведение, очень хорошо себя веду, и что теперь меня можно перевести в старшую группу. Мне уже было все равно.

(В. Ахметзянова)

Дикаркины рассказы